«Я просто живу по правилам, которые были у нас в семье. Стараюсь не мешать окружающим. Но не допускаю, чтобы и мне мешали. Ради того, чтобы соблюсти честь, могу отказаться и отказывалась от многого. Выше достоинства для меня привилегий нет. Ни деньги, ни благополучие меня не остановят, если я считаю, что задет вопрос чести».
Элина Быстрицкая для любящих ее (а как в нее не влюбиться?) зрителей всегда была и остается «Аксиньей всех времен и народов» и «почетной казачкой».
Дочь военврача, прекрасная актриса с крепким характером, она еще и 17 лет возглавляла Федерацию художественной гимнастики СССР. Сейчас возглавляет благотворительный Фонд в поддержку искусства и науки, в Международном фонде охраны здоровья матери и ребенка она — вице-президент.
Она обласкана множеством заслуженных наград и премий. Она, между прочим, еще и полковник казачьих войск. Имеет право казачью шашку носить.
При этом она… просто женщина. Даже если кажется сильной, как все женщины, она хочет быть и слабой, и счастливой — даже если и виду не покажет никогда никому. Потому что у нее — твердые принципы.
Об этом можно прочесть в строках и между строк различных ее интервью и книги ее воспоминаний «Встречи под звездой надежды». Вот — небольшая подборка цитат — о чем рассказывала Элина Быстрицкая…
О своей внешности
«Мне никогда в детстве не говорили о моей внешности. Впервые я услышала об этом в 13 лет, в госпитале. Двое раненых разговаривают: „Посмотри, какая хорошенькая девушка!“ Оглянулась — никого… Потом долго смотрела в зеркало — ничего интересного не нашла. Мама воспитывала меня очень строго…»
Об ухажере в Нежинском пединституте
«Аспирант все поглядывал на меня большими темными глазами, а в конце концов пригласил не то в кино, не то просто прогуляться. И вот поздно вечером проводил он меня до калитки и совсем уже собрался поцеловать… Но едва он протянул ко мне руки, как с соседнего столба грянул репродуктор. И не „Калинку-малинку“, а Гимн Советского Союза! Вы бы видели, что сделалось с моим воздыхателем: он расправил плечи и встал „смирно“…»
О собрании по «делу Быстрицкой»
(В Киевском институте театрального искусства, куда она перевелась из Нежина).«Выступали мои товарищи, которые инкриминировали мне черт знает что. Одни говорили: „Враг не дремлет, мы должны быть бдительными, товарищи!“ Другие: „А помните, она отказалась танцевать со студентом X.? От него, видите ли, деревней пахнет?! А деревня пахнет хлебом, товарищи!!!“ Я слушала и ужасалась этой демагогии: с кем я учусь? Кто эти люди? Ведь они лгут! Я никогда не утверждала, что от X. пахнет деревней: от него пахло потом, и я не хотела танцевать в паре с неопрятным человеком; прежде чем подойти ко мне в танце, мог бы и помыться…»
Как зарабатывала на жизнь
«Когда начинала учиться, родители не взяли меня на содержание, сказали: „Театр — не профессия“. Я стала доказывать обратное. Сама зарабатывала на жизнь, снималась в массовках. Как-то в Киев приехал Кио. И вместе с Эллочкой Сумской (ставшей потом очень хорошей актрисой) мы пошли наниматься в его аттракцион. Ее взяли ассистентом на „инкубатор“, а меня — на „фонарь“. Я даже не сразу поняла, что меня ждет. Спросили: „Вы воздуха боитесь?“ „Что вы, нет, я люблю воздух!“ А оказывается, „воздух“ — это термин, высота. И когда взлетела под купол, испугалась так, что затряслись поджилки. Но надо было преодолеть страх. Зато потом я уже никакой работы не боялась. Да я, собственно, вообще не боялась. То, что делала во время войны (работая в госпитале медсестрой — Ред.), значительно труднее всего, что было потом».
Почему ее не взяли в театр Моссовета
«Приглашение выдающегося режиссера Юрия Александровича Завадского (тогдашнего худрука театра — Ред.) обещало заманчивые перспективы. Однажды на берегу Днепра мы отмечали свадьбу моей подруги и встретили выпускников предыдущего курса. Надо сказать, я не скрывала своего ликования по поводу того, что окажусь в столице, но кто-то из них меня „пожалел“: „Що ж ты, несчастна, будешь там робыть?“ — „Що буду робыть? Роли буду грать“, — сказала я гордо. И поехала отдыхать к родителям в Вильнюс (ее отца направили туда для дальнейшего прохождения службы). Но из Москвы вместо вызова получила… отказ.
О том, что произошло, я узнала только в 56-м во время съемок „Тихого Дона“. Борис Новиков, который был артистом этого театра, на мой вопрос, не знает ли он, что тогда случилось, ответил: „Знаю. Весь худсовет знает“. Оказалось, что в театр пришло около двадцати анонимок. Это как раз поработали те самые старшекурсники, которые так язвительно мне сочувствовали. И ведь знали, что кому написать! Сообщили, будто я хвастала, что стану любовницей главного режиссера…»
О пробах на роль Аксиньи в «Тихом Доне» Сергея Герасимова
«…Сидит рядом какой-то горбоносый актер из Орла с кучерявыми темными волосами и синими глазами. Какой же это Гришка? Он же сын турчанки! Он мне сразу не понравился. Но дело было не в нем, а в моем страхе повторения студенческого провала. И я сказала Герасимову, что не могу сейчас читать… Попрощалась я с ним, вышла за дверь — и в слезы. Я очень горевала тогда, предполагая отказ. То, что мне не понравился партнер, меня не смутило — опыт работы с Эрмлером меня убедил: ведь в „Неоконченной повести“ мне нужно было играть огромную любовь к герою в исполнении Бондарчука…»
О ревности Нонны Мордюковой, мечтавшей о роли Аксиньи
«Я хорошо помню, как после первого общественного просмотра фильма она подошла и сказала мне: «А ты все-таки сыграла, проклятая!».
О трудностях в общении с чиновниками
«Как-то пришла к большому начальнику: что-то просить для одного из коллег. А начальник этак зашел сзади, положил мне руку на плечо, и ладонь как бы невзначай заскользила вниз — ну понятно, в каком направлении. Отрезвляющих физических действий я не применяла, просто отскочила в сторону и произнесла выразительный монолог. Жаль, вопрос, по которому я приходила, решен, разумеется, не был…»
Про слухи о «тяжелом характере»
«К сожалению, в моей жизни были отказы от ролей, и все это списывалось на счет моего „тяжелого характера“. Но на самом деле это не совсем так. Я очень сильно была „амортизирована“ из-за войны, поэтому нервная система — не такая, как хотелось бы. Три-четыре раза возникали конфликтные ситуации: или мне недостаточно хорошо объяснили, или я не так поняла… Почти со всеми режиссерами я прекрасно работала без всяких конфликтов, но случаи, когда я уходила и оставляла роль, были. Это негативно сказалось на моей актерской судьбе. Однажды я решила пересилить себя и продолжала репетировать, хотя мне очень было тяжело. В результате я попала в больницу с нервным стрессом, лежала там три недели».
О замужестве
«В молодости мне очень нравился чисто внешне Жан Марэ. Романтичный герой. Но я понимала: влюбляться в артиста — то же, что читать романы Дюма. А в жизни… Мой муж был интересный человек. С ним мне было интересно общаться, разговаривать, ходить по театрам и галереям, потом обсуждать увиденное, спорить. Своим формированием я во многом обязана ему. Сколько он помнил, сколько знал! Он любил историю… Но женщин он любил больше всего. Слишком. Хорошо, если бы я была у него одна. Это невозможно было перенести. Некоторые переносят — я не смогла…(Быстрицкая развелась после 27 лет супружеской жизни в начале 90-х — Ред.).
О разочарованиях
«Я была счастлива. Может, именно в те годы я осознала, как много значит для актрисы личная жизнь. В душе я надеялась на чудо: вдруг вопреки всем медицинским диагнозам у меня появится ребенок… Но если чудеса и случаются, то только не со мной».
Об одиночестве
«Мне ближе мудрость Омара Хайяма: «Уж лучше будь один, чем вместе с кем попало».
И еще об одиночестве
«Думаю, что многие знают, какое это трудное испытание — оставаться наедине с собой среди множества людей. Для актрисы это может обернуться трагедией… В моей жизни был период, когда я однажды просидела десять часов под дождем в лодке, решая, как мне дальше жить… Но актриса, не познавшая любовь и горькое одиночество, никогда не будет искренней на сцене…»
О круге общения
«У меня есть друзья, с которыми я общаюсь ежедневно, даже несколько раз в день, с ними я советуюсь. Мой круг — это мой круг, и я никого чужого не хочу туда пускать. Это тайна. Друзьями я не обделена. У меня есть все остальное, чтобы чувствовать себя комфортно. Мои учителя, мои партнеры по сцене, по фильмам драгоценны для меня. Но, к сожалению, некоторых уже нет в живых… Я очень люблю своих учеников. Они бывают у меня, или мы ездим на природу. Когда я с ними общаюсь, мне хорошо, но частые встречи не удаются… Родители мои уже ушли. Практически близких у меня никого нет. Но в Москве мой причал…»
О том, как держать себя в форме
«У каждого человека есть свои потребности. У меня это гантели. По полкило каждая. Для женщины больше не нужно. Есть у меня гимнастическая палка, обруч. Пока все это мне доступно. Форма еще не ушла. Конечно, я сегодня не та, какой была 25 лет назад. Я это понимаю. И не притязаю на исключительность в сохранении вечной молодости».
О давней любви к бильярду
«Я люблю играть в бильярд. Это увлечение идет от тех лет, когда для нас с двоюродным братом родители купили маленький бильярд, чтобы мы никуда не шастали, а забивали металлические шарики. За войну бильярдик пропал. Уже актрисой, отдыхая в санатории, я увидела большой бильярдный стол. Навыки точно бить по шару не пропали. А увлечения и азарта у меня было достаточно, и я начала играть с мужем. Поначалу проигрывала, а потом победила и воспряла. В санатории устраивали турниры. И когда мы с мужем в паре выходили в финал, вот тут азарт брал верх. Мне хотелось выиграть. И я выигрывала. Потом ездила одна в Архангельское, в санаторий, и выигрывала уже по-настоящему. И маршал Виктор Георгиевич Куликов подарил мне настоящий кий. До сих пор его берегу».
Об игре на деньги
«Но на деньги я никогда не играла. Я презираю это. Меня не деньги интересуют — меня влечет победа».
О чести
«У меня характер сложный. Но для меня слово „честь“ — не пустой звук. Люди меня знают: я не обману, не подведу».
О Малом театре и больших обидах
«Когда я пришла в Малый, меня приняли очень хорошо… Александра Александровна Яблочкина сказала про меня: „Я все поняла, ее надо брать“. Это значит, что я была готова к работе в Малом. И у меня было много работы, но поменялось руководство — после Михаила Ивановича Царева пришел Юрий Мефодьевич Соломин. И в этот момент произошло следующее: я возглавляла Федерацию художественной гимнастики страны, и меня попросили поехать на 10 дней в качестве руководителя делегации на чемпионат мира. Это был 1990 год, а в это время в Малом театре я получила роль в спектакле „Дядюшкин сон“. Репетиции даже не начинались, я предупредила, что не могу не ехать, это было очень важно для выступления нашей сборной. Уехала, а вернувшись, узнала, что на эту роль уже назначена другая актриса. И у меня начался простой, который продолжался 10 лет. Новая работа раз в четыре, а то и пять лет… Я не могу объявлять, что я обижаюсь, — это не принято в Малом театре. Во всяком случае, я не хочу произносить эту фразу».
О том, где брать силы
«Знаете, есть такой диалог: „А откуда вы берете деньги? — Из тумбочки“. Так и я силы беру в тумбочке. У себя беру. Где их еще брать?.. Единственное, что нельзя делать, — добиваться своего за чужой счет. Этого Бог не прощает».
И еще о чести
«Я просто живу по правилам, которые были у нас в семье. Стараюсь не мешать окружающим. Но не допускаю, чтобы и мне мешали. Ради того, чтобы соблюсти честь, могу отказаться и отказывалась от многого. Выше достоинства для меня привилегий нет. Ни деньги, ни благополучие меня не остановят, если я считаю, что задет вопрос чести».
И любимая поговорка
«Поживем — увидим».
