Сколько не беру в руки произведения Пушкина, не могу поверить, что все то, что вышло из-под его пера — это хорошее гуманитарное образование и любовь няни. Без высших сил не обошлось.
Так глубоко мыслить, делать полновесные выводы о жизни может, вероятно, 90-летний старик. А Пушкин прожил всего 37.
Вот что удивительно: наши русские поэты и прозаики — далеко не примеры для подражания. Напротив, они то игроки, то гуляки, то деспоты. Самонадеянные, рисковые, склонные к маниакально-депрессивным психозам люди.
Но читаешь их творения — и словно душа светом озаряется. Очищается. Растет. Словно Вечность с тобой разговаривает. Именно в их стихах и романах получаешь ответ на вопрос — к чему стремиться, на что надеяться.
С другой стороны, все логично. Только тот, кто превратил свою жизнь в руины, кто не боялся отчаянных решений и поступков, только тот и знает, как надо жить.
Поэты, чьи имена мы помним веками, творили не потому, что это рифмоплетство было модным в высшем свете, а потому, что этого требовала их душа. Отсюда — пронзительная честность, откровенность, словно контакт с оголенным электрическим проводом — от сердца к сердцу.
Поэты писали, даже когда им запрещали. В ссылке. Под арестом. По ночам. Это так не похоже на наше нынешнее поколение, которое без обещанного рубля и пальцем не пошевелит.
«Если бы мне предложили хороший гонорар, я бы написал книгу» — говорит мой знакомый. С одной стороны, я за него радуюсь. Написать 300-400 страниц связного сюжета — не каждый может. Но уверена, что эту книгу писать не нужно, потому что гениальность — это когда незнакомый голос диктует тебе слова на ухо в определенном порядке, а ты сидишь и записываешь. И по-другому просто не можешь существовать.
Талант кипит внутри и требует выхода. А за деньги — не надо. Книжного хлама и без этого полно, правда?
Что в жизни самое главное
О том, что наши представления о жизни кардинально изменились, а прежние идеалы безвозвратно пошатнулись, я думаю, вы и без меня знаете.
Меня «зацепили» строчки поэтессы Юлии Друниной:
Пусть часто себе я давала зарок
Быть выше волнений, сильнее тревог.
Сто раз я давала бесстрастья обет,
Сто раз отвечало мне сердце: «О нет!
Я так не умею, я так не хочу,
Я честной монетой за все заплачу…»
Мы как живем? Ограждаем себя от эмоциональных излишеств, считая их чем-то неприемлемым. Мы лечим стресс шопингом и курортами, заливаем его крепкими напитками. Пытаемся латать дыры деньгами, затыкаем ими свои проблемы. Отстраняемся от людей, чтобы они не нарушали нашу гармонию. Но гармония ли это?
Мы боимся отдать больше, чем получаем сами. Боимся, что обиды оставят след на нашей душе, и уходим первыми. Не говорим слов любви, чтобы нас не посчитали слабыми и зависимыми. Бережем свое сердце от травм и привязанностей.
Убегаем с работы за пол часа до звонка, чтобы не чувствовать себя рабами начальства. Чувствуем себя на высоте, если получается перебросить свои обязанности на других.
А жизнь, настоящая жизнь, только и бывает за этими границами. Где настоящая усталость, где душевная щедрость, где искренние слезы — и радостные, и жгучие.
Удобная, чистая, ковровая дорожка с минимальным количеством эмоций — есть ни что иное, как кокон. Темная, сухая капсула со спертым воздухом, в которую не проникает ни один лучик света. И так — годами. А когда спохватимся, что жизнь прошла мимо, она уже своих сокровищ нам не раздаст. Уготовит их другим.
Александр Пушкин был уверен: достойная, благополучная жизнь — это не тогда, когда в кармане звенит, нервы целы и желудок полон, а когда душа вибрирует. Если вы не можете испытывать целый спектр эмоций, значит, вам только кажется, что вы живете. Познать наслаждение жизнью можно только в череде тревог и ненастий, от которых мы так яростно себя бережем:
Элегия
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
