Мама пропала в декабре. На работе был завал, Алик пригласил друзей на новогодние праздники, папа лежал в больнице после операции. Ехать в Сибирь и выяснять, куда делать мама, Юле совсем не хотелось. Но её сожителя арестовали – по другому вопросу, никак не связанному с исчезновением мамы, и сводная сестра Юли была там совсем одна.
-Это не твоя проблема, – сказал Алик. – Ты эту сестру в глаза не видела. С чего ты вообще должна ехать?
Папа и вовсе обиделся: это он, а не мама, растил Юлю с девяти лет, и сейчас как никогда нуждался в её помощи.
-Это отродье тебе никто, – грубо сказал он. – Пусть хоть в детский дом её забирают.
Сложно сказать, почему Юля поехала. Смесь любопытства, чувства вины и детское необъяснимое желание вернуть маму заставили её купить билет и бросить свою жизнь на произвол судьбы.
В самолёте Юлю продуло, и в Омск она прилетела простывшая и злая. Соседка мамы – хмурая женщина с выщипанными в нитку бровями – встретила Юлю с обвинениями.
-Я почему должна за чужим дитём присматривать? Я нянькой не нанималась. И ест она за троих.
Глядя на худую и анемичную девочку сложно было поверить, что ест она за троих, но намёк Юля поняла и достала из кошелька пятитысячную купюру. Соседка сразу подобрела.
-Да я что – мне несложно, соседи, всё-таки. Жалко девку – пропадёт она с такими родителями.
Юля и без соседки знала всё про свою мать. Про пьянки, про гулянки и её мужиков. Правда, мама в длинных слезливых письмах уверяла, что с тех пор, как она встретила Сашу и родила Анфису, жизнь её стала совсем другой. Но Юля в это не особо верила. И не напрасно.
-Мужики за ней вечно приезжали на дорогих машинах, – сообщила соседка. – А Сашка что – ему лишь бы деньги были. Он их всё в автоматы спустил, ирод! Вот, докатился – мажора какого-то грабанул, теперь не отмажется.
Перспектива так себе. Юля это и так понимала. Но надежда найти маму ещё была.
-Как вы думаете, где она?
Соседка пожала плечами.
-Да кто ж её знает… Может, в канаве лежит. А, может, с очередным хахалем уехала.
Мама и от Юли с папой уехала. Так что удивляться не приходилось.
Когда соседка ушла, Юля спросила у тщедушной Анфисы:
-Ты точно не знаешь, где мама?
Та часто замотала головой, и в сторону полетели крупные, как бусины, слезы. Юля поморщилась.
-А родственники у тебя какие-то есть?
-Тётка, – прошептала девочка. – В Хабаровске. Только мы ей дозвониться не можем.
-Час от часу не легче…
Находиться в квартире, где жила все эти годы мама, было невыносимо. Удивительно, но запах здесь был тот самый, который Юля помнила с детства, словно мама забрала его с собой, когда ушла от них с отцом – запах пряных духов, цветочного кондиционера для белья, сухой лаванды в шкафах и размоченных чайных пакетов. Юля специально раскладывала по шкафам лаванду и даже купила такие же, как у мамы, духи, но у них с папой в квартире всё равно пахло по-другому. А здесь пахло мамой. И повсюду были её вещи: эти мещанские статуэтки, фарфоровые сервизы, макраме и тюль на окнах.
-Ты будешь со мной жить? – спросила Анфиса, прижимаясь к выцветшим голубым обоям.
-Вот ещё. У меня своя жизнь есть.
-А с кем я тогда буду жить?
Юля не знала, что на это ответить.
На следующий день она сходила в полицейский участок. Там ей рассказали, что отец Анфисы точно получит срок, а про мать ничего не известно.
-Как сквозь землю провалилась, – развёл полицейский руками.
Одна надежда оставалась на тётку. И Юля принялась активно разыскивать её в этом ещё более гиблом месте, чем заснеженный Омск.
Алик тем временем обрывал телефон.
-Ты когда вернёшься? В квартире бардак, Смирновы через неделю прилетают – хотят католическое Рождество здесь встретить, а там уже и Андрюха с Катей подтянутся.
-Я откуда знаю, – огрызнулась Юля. – Думаешь, мне в кайф здесь оставаться?
-Так если не в кайф – бросай эту падчерицу и лети домой.
-Не падчерицу, а сестру.
-Да какая разница…
Отец, наоборот, не звонил и не отвечал на звонки, так что Юле приходилось дозваниваться до лечащего врача, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке.
Из-за этого всего она срывалась на Анфису. Та вечно приставала то с примерами по математике, то с поделкой из шишек – будто Юля солит эти шишки.
-Надо тебе – иди и собирай сама.
За окном было темно, градусник показывал минус тридцать. Поэтому когда через десять минут Анфиса не вернулась, Юля вздохнула и пошла её искать. Нашла у качелей во дворе – эта дура лизнула железку и стояла с полными слёз глазами и обмороженными щеками.
-Да за что мне это! – рассердилась Юля.
Пришлось идти за тёплой водой, а потом искать эти дурацкие шишки. К счастью, тётка из Хабаровска отозвалась и обещала прилететь за племянницей. Смирновы уже приехали, и Алик рвал и метал:
-Я вообще не уверен, что ты заинтересована в наших отношениях! – сказал он.
А Майя Смирнова написала по секрету, что у Алика кольцо готово, и он хотел на Новый год просить руки у Юли, но теперь сомневается. Юля этого предложения три года ждала, поэтому заторопилась домой. Тётка из Хабаровска осмотрела квартиру, уточнила, не претендует ли на неё Юля, и осталась довольна.
-Я позабочусь о мелкой, – сказала она.
Анфиса расстроилась, что Юля улетает.
-У меня роль на новогоднем празднике, – прошептала она. – Я снежинка номер три, буду стишок говорить. Думала, ты посмотришь.
-Тётка твоя пусть посмотрит.
Анфиса опустила белобрысую голову, и у Юли внутри стало как-то гадко. Но билет был уже куплен, Новый год на носу, так что не до сантиментов.
-Можно я буду тебе в вацапе писать? – шёпотом спросила Анфиса.
-Можно, – разрешила Юля.
Алик встретил её не очень радостно, а в квартире и правда был бардак. Ещё и папу выписали, но он пока нуждался в Юлиной помощи и вёл себя, как капризный ребёнок. Юля носилась, как белка в колесе, и на сообщения Анфисы не отвечала. Раз только, когда ехала в метро, открыла присланную фотку с новогоднего праздника, но Анфису на ней не нашла.
«Как твоя роль?» – спросила она больше из вежливости.
«Её Рита Савельева играла».
«Почему?».
«У меня костюма снежинки не было».
И только тогда Юля рассмотрела бледное личико Анфисы и серый школьный сарафанчик.
«А что с костюмом?» – не поняла Юля.
«Тётя сказала, что дорого».
К горлу подступил ком. Юля помнила, как папа ночь не спал, чтобы обшить её платье снежинками. А на другой год купил ей костюм русалочки, и они ехали с ним в метро, счастливые и гордые.
Пришлось звонить тётке.
-Мне за её содержание никто не платит! Мать ваша смылась, и пока её не признают без вести пропавшей, я опеку не могу оформить. Скажи спасибо, что вообще кормлю её!
Почему-то это бледное лицо и сиротский сарафанчик никак не стирались из памяти. Юля попыталась обсудить это с папой, но он отвернулся к стенке и перестал с ней разговаривать. Алик и вовсе взбеленился.
-Тебе эта падчерица важнее меня, что ли?
-Не падчерица, а сестра.
-Да какая разница! Забей ты уже на неё!
Юля не могла забить. И дело было не в маме, а в чём-то другом. Сложно было это объяснить. И Юля купила билет до Омска по заоблачным ценам.
-Ты с ума сошла? – рассердился Алик. – Имей в виду, если ты меня кинешь на Новый год, это конец.
Отец тоже сказал что-то подобное.
-Я думал, ты Новый год с отцом проведёшь. Не стыдно тебе – я из-за тебя в дом никого не приводил, не хотел, чтобы ты с мачехой росла. И это твоя благодарность?
-Прости, – сказала Юля. – Но я не могу по-другому.
Когда Юля прилетела, Анфиса уставилась на неё огромными глазами. У неё дрожали губы, а по щекам катились крупные, как бусины, слезы. Тётка испугалась:
-Квартиру решила оттяпать? Я тебе этого не позволю!
Юля проглотила колючий комок в горле и сказала:
-Анфиса, собирайся – мы летим с тобой в Москву.
Вместо этого девочка обхватила её ноги и зарыдала. Юля часто заморгала и отвела взгляд. Тётка засуетилась и принялась говорить, как это благородно. Юля не чувствовала себя благородной. Чувствовала предательницей.
Новый год они встретили вдвоём с Анфисой. Алик удалил Юлю из друзей и заблокировал номер. Вещи привезли Смирновы, подчёркнуто вежливые и услужливые.
-Если тебе чего надо – только скажи.
Хорошо, что Юля не продала свою студию, хотя Алик и настаивал. Теперь ей есть где жить. Им.
Отец не блокировал, конечно, но на Юлю сильно обиделся. И Анфису в глаза не хотел видеть. Но к февралю, когда немного оклемался, не выдержал и приехал.
-Ишь, какая, – удивился он. – Совсем на неё непохожа.
Как Юля ни старалась откормить Анфису, та так и была бледной и тщедушной. Разве что щёки немного округлились и порозовели.
Папа починил Анфисе стул и повесил полку, чтобы было куда складывать учебники. А Юле сказал:
-Добрая ты душа, дочка.
Юля обняла отца и сказала:
Он сделал вид, что закашлял. А Юля часто заморгала. И подумала: может, скоро и мама вернётся. И всё будет как раньше. Даже ещё лучше.
