– Тужься, милая! Чего распускаешься, словно в первый раз? Шестого по счету дитятку на свет производишь, нешто не привыкла еще?
– Да хоть двадцатого рожай, а боль-то ведь не притупляется! Ой, матушки, сил моих больше нет!
– Терпи, красавица, терпи, скоро уже все закончится, вот-вот увидишь свое сокровище…
Повитуха суетливо перемещалась вокруг роженицы, а ее помощница, женщина по имени Клавдия, то подносила теплую воду, то меняла промокшие полотенца. За стенами избы, на утоптанном земляном дворе, носилась ватага мальчишек. Пятеро сыновей, словно стайка шустрых воробьев, гоняли самодельный мяч, совершенно не заботясь о том, что творится в доме. Самому младшему, Гришке, едва минуло три года, и теперь мать снова дарила ему брата. Никто в семье даже не допускал мысли, что может родиться девочка – до этого на свет появлялись исключительно мальчишки.
Но вот дверь скрипнула, и на пороге возникла фигура повитухи. Вытерев руки о фартук, она громко, чтобы перекрыть детский гам, объявила:
– Ну что, сорванцы, на сестричку хотите взглянуть?
– Сестричку? Правда, сестричку? – Лицо четырнадцатилетнего Саши, самого старшего из детей, озарила восторженная улыбка. Он давно и тайно мечтал о сестренке, и вот, казалось, сама судьба вняла его мольбам.
Он рванул в избу, где его встретила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием матери и тихим кряхтением у ее бока. Женщина лежала, обессиленная, а рядом с ней, запеленутый в чистую, но потертую ткань, лежал младенец.
– Мама, дай посмотреть, – юноша с невероятной для его лет нежностью взял на руки крошечный сверточек. Он был не новичком в этом деле – сколько раз ему приходилось нянчить младших братьев. Его взгляд упал на личико новорожденной, и сердце его екнуло. – Здравствуй, сестренка, я твой старший брат. Как же мы тебя назовем?
– Сама не ведаю, – устало выдохнула роженица. – Будь на свет мальчишка, назвала бы Виктором, а с девчонкой надо думать, подбирать имя получше.
– А что насчет Вероники? Или, может, Валентины? Звучит красиво, гордо.
– Валентина… Да, это имя мне по душе. Саша, а Гриша где? Все в порядке с ним?
– Не тревожься, все хорошо, он на сеновале дремлет, я его сам уложил. Отдыхай, мама, я со всем управлюсь.
Когда Саша вышел, женщина позволила себе слабую улыбку. Он был ее правой рукой, настоящей опорой. Добрый, отзывчивый, с душой, открытой нараспашку. Совсем не то, что второй сын, Захар, которому недавно исполнилось двенадцать. Ленивый, вечно ворчащий, он при первой же возможности удирал из дома, лишь бы не помогать по хозяйству. Сколько раз отец пытался вразумить его строгостью…
Из-за перегородки донеслись голоса восьмилетнего Андрея и пятилетнего Юры:
– Вот папа обрадуется, когда вернется и узнает.
Молодая мать откинулась на подушку. А вернется ли он? Уже три месяца не было никаких вестей, и неизвестность терзала душу подобно ржавчине.
Ее супруг, Николай, ушел на фронт в июле 1941-го, когда она была уже на сносях. И вот сегодня, аккурат на праздник Покрова, она произвела на свет долгожданную дочь.
– Коли судьба будет милостива и ее отец вернется живым и невредимым – быть ей счастливой, – тихо, словно заклинание, произнесла она.
– Вот выдумала, глупая баба! Типун тебе на язык, что за речи несуразные? А коли не суждено ему вернуться, так и дочь твоя несчастной на всю жизнь обречена?
– Это я не ей, а самой судьбе зарок даю. Коли судьба сочтет, что девчонке быть счастливой, значит, и отца ее сбережет, вернет его к нашему порогу.
– Тьфу, тьфу, сглазить недолго! – повитуха с раздражением сплюнула. – И Бога в такой день не побоялась!
– Какого уж там Бога? – с горькой усмешкой прошептала роженица. – Если бы он был, разве пошли бы наши мужики на верную погибель, защищая землю от захватчиков?
– Слушать тебя – себя не уважать, да еще в такой светлый день! – бормоча что-то невнятное под нос, повитуха вышла из избы, глубоко возмущенная словами молодой женщины. Кто станет так желать собственному ребенку? А ведь родилась девочка в большой праздник, на Покров. Старушка на мгновение задумалась, вспомнив торжественные службы, что проходили в церквях в этот день. А что теперь? Часовня в деревне и та под склад превращена. Опустели души людские, что и говорить.
Но молодой матери было не до высоких материй. Ее мысли кружились вокруг одного: чем она будет кормить новорожденную, ведь и без того ртов в семье было предостаточно. А впереди – долгая, суровая зима, несущая с собой голод и холод…
Несмотря на все тревоги и опасения, зиму они пережили. Саша, с разрешения председателя, устроился на работу в лесхоз в соседнем районе, где пусть и немного, но платили. Без него матери пришлось нелегко, ведь по сути, она лишилась своей главной помощницы. А весной пришла страшная весть – официальное письмо из военкомата, в котором сообщалось, что ее супруг пропал без вести. Женщина рыдала днями напролет, не находя утешения. Что ей делать одной с шестью детьми? Горе казалось бездонным. Сашка, видя, что мать не справляется, бросил работу и вернулся домой, взвалив на свои еще неокрепшие плечи заботу о младших. Все его мечты об учебе разбились в прах – он и школу-то не доучился, всегда было не до того… Мать же, погруженная в свое отчаяние, словно не замечала детей. Когда полугодовалая Валентина серьезно заболела, та, казалось, оставалась равнодушной.
– Мама, Ирина Степановна настаивает, что ее нужно в город везти, в больницу.
– В какой город? Кто хозяйство вести будет, если я с ней уеду?
– Я останусь, – скривился Саша, хотя иного выхода просто не виделось.
– Съезди в город сам, привези лекарств, пусть фельдшерша список напишет.
– Да что с тобой происходит?! – не выдержал юноша. – Неужели тебе все равно? Она же совсем кроха, ей помощь нужна!
– А мне? Разве мне не нужна помощь? Это из-за нее все началось – ее судьба быть несчастной, оттого отец и не вернется.
– Ты совсем с ума сошла! Он и наш отец тоже! И вообще, тебе не кажется, что это полная бессмыслица? Я давно заметил – ты к ней и не прикасаешься толком! Да и к другим детям души не чаешь, рожала нас, только чтобы отца удержать.
Женщина отвесила старшему сыну звонкую пощечину, но в глубине души понимала, что он прав. Да, она не испытывала к детям нежности, и сама себя за это корила. Рожала она их из страха, что супруг уйдет к другой. Беременностью она его на себе и женила, сказав, что переходила ребенка, а на деле зачала уже в ночь свадьбы. А потом одного за другим рожала, боясь, что он сбежит к своей первой, неразделенной любви.
Александр с ненавистью посмотрел на мать и, бережно взяв маленькую Валю на руки, вышел из дома. Он брел по пыльной деревенской улице, прижимая к груди горячий комочек, и его путь лежал к дому фельдшера Ирины Степановны, ибо больше помочь было некому.
– Ты чего тут? Я же записку председателю отправила, чтобы вам справку в город выдали. Почему не поехали?
– Мать не велит. Ирина Степановна, умоляю, помогите нам, отвезите ее сами.
Фельдшер, сокрушаясь о черствости матери, отправилась с детьми к председателю, и вскоре они уже ехали в город на его полуторке. Саше разрешили остаться с сестрой в больнице – рук не хватало, а тут такой помощник.
Спустя две недели они вернулись домой. Саша, держа на руках окрепшую малышку, был встречен мрачным взглядом матери.
– Обязательно нужно было в больнице задерживаться?
– Было необходимо. Мама, неужели у тебя совсем сердце окаменело? У тети Гали восемь ребятишек, а все друг за дружку горой, все обласканы, несмотря ни на что!
– У Гали три дочки-помощницы, она все успевает, не то что я.
– Ты – плохая мать, – с горькой прямотой произнес Саша. – Я верю, что отец вернется, и тогда он узнает всю правду.
– И что он сделает? Да не вернется он, оттуда не возвращаются.
– Откуда? – Саша пристально взглянул на нее. – Ты что-то знаешь?
– Знаю… – женщина поняла, что проговорилась, но, глядя в честные глаза сына, не смогла солгать: – Пока ты в больнице был, его товарищ по оружию письмо прислал… Отец твой в плен попал, потому и числится пропавшим. А оттуда, говорят, дороги назад нет. Да и пенсии нам, слыхала я, не видать… Как жить дальше, ума не приложу…
– Ты о какой пенсии говоришь? Отец в застенках, а ты о деньгах? У тебя душа за него должна болеть!
– Она и болит. Коли не вернется, все на мне останется, одна я…
– Мне противно это слышать… – Саша выскочил из избы и, зайдя за угол, разрыдался, жалея отца, сестренку, братьев и впервые в жизни – самого себя. Он осознал, что все свое детство провел в роли няньки, что матери он не нужен, да и никто из детей теперь ей не был нужен… раз уж отца не стало.
***
1945 год, август.
– Я уезжаю, – коротко и твердо заявил Саша, сидя напротив матери за грубым деревянным столом.
– Куда это ты собрался?
– В город. Гаврила Иванович, председатель, отпускает. Буду на заводе работать, в вечернюю школу поступлю.
– А кто мне здесь помогать будет? Кто хозяйство поднимет?
– Мама, дети-то подросли, ты не заметила? Захару шестнадцать стукнуло, он только и знает, что с девками по сеновалам бегать. Андрею двенадцать, Юре девять. Гриша в школу пошел. Все твои дети теперь за партами будут сидеть, кроме Валентины. Неужели с одним-единственным ребенком не справишься?
– Скажи на милость, зачем тебе этот город? Ты трактор вон лучше иного мужика водишь, работал бы здесь, на земле.
– Я учиться хочу! Хочу стать кем-то в этой жизни, а не только железного коня по полям гонять. Я все для себя уже решил, и ты меня не переубедишь. Я вырос и больше не намерен быть у тебя в услужении и подчинении.
Саша смотрел на мать с холодной насмешкой. Мать ли это? Кукушка, подбросившая своих птенцов в чужие гнезда…
Как бы ни было жаль сестренку, которую Авдотья, казалось, вовсе не замечала, он уезжал в город и ради нее тоже. Придет время, и он заберет ее с собой. И еще он тайно надеялся, что наступит день, когда мать пожалеет о содеянном, когда ее настигнет расплата за все его невыплаканные слезы и ее ледяное безразличие.
***
1950 год.
Девятилетняя Валя сидела в прохладном полумраке сарая и гладила серого пушистого кота по кличке Васька.
– Котик ты мой хороший, котик ты мой пушистый, один ты меня по-настоящему любишь…
– Что ты там ворчишь? – недовольно окликнул ее брат Гриша. – Опять с котом разговоры завела?
– А с кем мне еще говорить? Вы же со мной общаться не желаете.
– О чем с такой малявкой разговаривать? – усмехнулся он. В свои двенадцать Гриша считал себя вполне взрослым и самостоятельным, главным в доме после матери.
Саша, уехавший пять лет назад, спустя год был призван в армию, а после службы остался в городе, продолжив учебу. Он выучился на электрика, а затем подал документы в институт, мечтая стать инженером. Андрей трудился в лесхозе и домой не возвращался, а Юра, разругавшись с матерью, уехал к бабушке с дедушкой по отцовской линии. Так они и остались втроем, а Гриша и вовсе считал себя единственным мужчиной в семье.
– Гриша, а где мама? – тихо спросила девочка.
– У дяди Вовы. Поговаривают, скоро у нас новый папаша появится, а может, и братик с сестричкой.
– Хорошо бы… А то мне одной скучно.
– Хорошо бы… – передразнил ее брат. – Нянчить-то тебе его придется. Вспомни Сашку, он ведь за всеми нами ухаживал. Не знаю как ты, а я школу окончу – и след простыну. В город махну, учиться буду. А лучше… лучше в армию пойду и на службе останусь. А тебе придется несладко – мать только обрадуется, что у нее такая бесплатная нянька появилась.
– Гриша, а Саша ничего не писал? Я видела, маме телеграмма пришла, но она мне ничего не сказала – ни от кого, ни о чем…
– Не в курсе я, – пожал плечами брат. – Только видел, как она тот листок скомкала да в печку швырнула. А кому еще писать-то, как не ему?
Вдруг они услышали скрип калитки, и во двор вошел высокий, плечистый парень в городском костюме. С радостным криком Валя бросилась ему навстречу:
– Сашка! – Она запрыгнула ему на шею, обхватив ногами.
– Ах ты, моя маленькая обезьянка! – он крепко обнял сестренку и поцеловал в нос. – Ждала меня?
– Я и не знала, что ты приедешь.
– Как же не знать… Я ведь матери телеграмму послал, велел тебя собрать, я за тобой и приехал.
– Ты за мной? Правда? Честно-честно? – с замиранием сердца, глядя в глаза брату, прошептала девочка.
– Честно-честно… Я тебя когда-нибудь обманывал?
– Никогда, – она прижалась к его груди и прошептала сквозь навернувшиеся слезы. – Я так рада.
– А я? Ты меня не заберешь?
– Вот и славно, на один рот в семье меньше станет. Наверное… – деловито заметил Гриша, который, хоть и был привязан к матери, но завидовал сестре, оттого и хотелось сказать что-то колкое.
– Вылитый сын своей матери, – грозно посмотрел на него Сашка. – Не обольщайся, скоро мамка от своего ухажера ребеночка принесет, и прибавится у вас ртов.
– О, смотрю, гости на пороге, – в калитку вошла Авдотья, сияющая и довольная, словно кот на сметане.
– Здравствуй, мать, – сухо поприветствовал он.
– Здравствуй, сынок, – насмешливо вторила она ему. – С чем пожаловал? Если все за тем же, то мой ответ тебе известен, я все в письме изложила.
– Валя, Гриша, идите погуляйте, мне с матерью нужно наедине поговорить. – Саша посмотрел на них с таким выражением, что спорить никто не посмел.
Зайдя в дом, он сел на стул и устремил на мать тяжелый взгляд.
– Вот зачем она тебе нужна, скажи на милость? Ты же никогда ее не любила, винила в каких-то выдуманных несчастьях.
– Я замуж выхожу. От Владимира ребенка жду.
– Ах, вот оно что… Нянька тебе потребовалась… Что ж, дело-то вот какое: либо ты отпускаешь Валю со мной, либо Владимир на тебе жениться не станет. Будешь сама нагулянного ребенка поднимать.
– Ты что такое городишь? Не понимаю я, при чем тут одно к другому.
– А вот при чем. Не сказал тебе твой женишок, что и я ему письмецо отправил? Так вот, он не намерен лишний рот кормить. Если будешь упрямиться – свадьбы не будет. Помогать будет по мере сил, но растить ты будешь одна. Не веришь? Сходи к нему, спроси сама. А знаешь, вы идеально подходите друг другу.
– Врешь, все врешь! – Авдотья вскочила со стула и бросилась прочь из избы. Она побежала к Владимиру, чтобы он пришел и все опроверг, чтобы они поговорили втроем и он доказал, что Саша лжет!
Но оказалось, что Саша говорил правду. Владимир поставил ей жесткое условие: либо старший сын забирает Валю, либо он не станет связывать с ней жизнь.
Авдотья ушла от него в ярости, не зная, что Саша преподнес Владимиру дорогое охотничье ружье, часы и серебряный портсигар, словно выменяв сестру на эти дары. Виделись они как раз месяц назад в городе…
А Владимира такая сделка устраивала. Он даже надеялся, что Авдотья проявит упрямство и оставит девочку при себе. Он уже устал от ее характера, а тут еще и беременность…
Но Авдотья была плохой матерью. Дойдя до дома, она уже приняла решение.
– Что ж… Пусть будет по-твоему, – с раздражением выдохнула она.
– Тогда собери ее вещи, мы уезжаем немедля. Документы из школы потом сам заберу.
– Даже ночевать не останешься?
– В этом доме? Нет, уволь.
Авдотья пожала плечами и пошла собирать нехитрый скарб дочери. На прощание она холодно обняла девочку и посмотрела на нее с досадой. Эта девчонка с самого рождения приносила ей одни несчастья.
А Валя, взяв брата под руку, бодро шагала к железнодорожной станции. Она сияла и ни разу не оглянулась на родной дом. Она верила, что ее несчастное, полное обид детство осталось позади, и впереди ждет совсем иная жизнь – рядом с любимым братом, в большом городе, где появятся новые друзья и откроются невиданные возможности.
Он привез ее в коммунальную квартиру. В одной комнате проживала пожилая, но бодрая женщина, в другой – молодая и веселая девушка Люся, а третью занимал сам Саша. Он познакомил сестренку с соседями, и Люся, которая сразу приглянулась девятилетней девочке, заявила, что берет над ней шефство.
Вечером, засыпая на чистой, пахнущей свежестью постели, Валя чувствовала себя абсолютно счастливой. Бабушка Тамара была похожа на добрую волшебницу из сказок, Люся – на настоящую принцессу: красивая, в ярком платье, всегда улыбчивая. А Саша был ее рыцарем, спасителем, увезшим ее из царства равнодушия и тоски.
Сравнив мать с злой колдуньей, девочка вздрогнула – нельзя так думать о родном человеке. Да, та ее не любила, никогда не приласкала, часто прогоняла, но ведь растила же… Просто мать была глубоко несчастна, и в этом, как она сама утверждала, была виновата она, Валя.
***
– Вставай, засоня! – сквозь сладкую дремоту она услышала звонкий голос и не сразу сообразила, где находится. Открыв глаза, она увидела склонившуюся над ней Люсю.
– Доброе утро, – прошептала Валя, улыбаясь.
– Доброе утро! Так, поднимайся, пойдем завтракать, мы с тетей Тамарой блинчиков напекли. У нас тут заведено: готовим вместе, убираемся по очереди. Скоро и ты во всем разберешься.
– А Саша где?
– Саша на работу ушел. Ты сегодня с нами. Он оставил денег, нужно купить тебе ткань, потом сходим в ателье, где с тебя мерки снимут. Брат говорит, у тебя ни одного приличного платья нет.
– Мама говорила, что оно мне и не к чему, некуда в деревне наряжаться.
– Запомни раз и навсегда: женщина в любом возрасте должна выглядеть достойно. Неважно, девять тебе лет или девяносто, ты должна быть опрятной, ухоженной, в чистой и красивой одежде. Вот с прически мы и начнем. Иди умываться.
Умывшись, Валя прошла в комнату Люси, где та заплела ей две аккуратные косы, вплетая в них яркие ленты.
– Люся, а ты одна здесь живешь? Где твои родители?
– Никого у меня нет, – легкая тень грузи скользнула по лицу девушки. – Папа погиб под Сталинградом, а мама умерла еще до войны, в тридцать девятом…
– Прости, я не знала. Значит, ты совсем одна.
– Ну почему же одна? – Люся улыбнулась, глядя на нее. – У меня есть тетя Тамара и… твой брат.
– Саша? Мой Саша?
– А разве он тебе не говорил, что мы встречаемся?
– Нет, – медленно проговорила девочка. – А ты… ты его любишь?
– Странный вопрос. Конечно. Разве твоего брата можно не любить? Или ты будешь против?
– Люся, да что ты! Ты же такая замечательная! – девочка улыбнулась ей в зеркало. – А у вас с Сашей будут дети?
– Я очень на это надеюсь. Правда, Саша пока не делал мне предложения.
За веселой болтовней они закончили с прической и отправились на кухню завтракать.
Вечером, когда Саша вернулся с работы, его ждал вкусный ужин и две веселые, хоть и порядком уставшие за день, девушки.
Укладываясь спать, Валя поцеловала брата, пожелав ему спокойной ночи, а потом, будто что-то вспомнив, приподнялась на локте и позвала его:
– Саша… Саша…
– Что такое, сестренка?
– Саша, а ты правда женишься на Люсе? Она такая добрая, веселая, хорошая.
– Обязательно женюсь, обезьянка ты моя. Только пока молчи, я хочу ей сюрприз устроить.
Теперь, окончательно счастливая, Валя повернулась к стенке и закрыла глаза. Впереди ее ждала новая, светлая жизнь.
***
1960 год.
– Не лезь руками в салат, – с легким смехом, шутливо хлопнула его по руке Людмила.
– Не могу, я сегодня голоден, как волк!
– Подождем остальных. Хоть Валю дождемся. Надеюсь, сегодня у нас будет двойной праздник.
– Надеюсь, она так мечтала поступить… А пока ее нет, хочу вручить тебе кое-что. – Саша достал из кармана маленькую бархатную коробочку и открыл ее. Внутри на темном бархате лежало изящное золотое кольцо с небольшим камнем. Он бережно надел его на палец супруге. – С годовщиной, любимая. С нашим первым, настоящим юбилеем.
– Саша… Оно такое прекрасное… – Люся залюбовалась подарком, а потом спохватилась. – Ой, а у меня тоже для тебя кое-что припасено. Вот, смотри.
Она подбежала к комоду и достала продолговатую коробку. В ней лежали стильные наручные часы с браслетом. На внутренней стороне была выгравирована памятная надпись.
– Часовщик еле успел к нашему празднику. Надеюсь, тебе понравится.
– Еще как понравилось, – целуя жену, произнес Саша.
Пролетело десять лет с того дня, как они связали свои судьбы. Он вспомнил, как делал Люсе предложение: выстроил у стен ее института уличных музыкантов, и они исполнили ту самую, их песню – «Моя любимая». Увидев его в окне, Люся выбежала на улицу, и под одобрительные взгляды студентов и преподавателей он опустился на одно колено.
Спустя два года у них родилась дочь, которую назвали Валентиной в честь сестры. Еще через год не стало тети Тамары, ставшей для них всех родной. У пожилой женщины не было близких – своих детей она не родила, а племянники жили далеко. Для семьи Саши она стала настоящей бабушкой и ушла из жизни в окружении любящих людей. Будучи перспективным инженером и имея определенные связи, Саша смог добиться, чтобы освободившуюся комнату оставили им, так как Люся ждала второго ребенка. Так они стали полноправными хозяевами просторной трехкомнатной квартиры.
В комнате тети Тамары они обустроили детскую, и когда Людмила вернулась из роддома с сыном Романом, все было готово к их приезду.
Валя училась в школе хорошо и с удовольствием помогала нянчиться с племянниками, хотя Люся настаивала, чтобы та больше времени уделяла учебе и заводила друзей. И вот теперь Валентине исполнилось девятнадцать, но в последнее время дела у нее шли не лучшим образом: второй год она безуспешно пыталась поступить на экономический факультет, в прошлом году завалила экзамены, и вот – вторая попытка. Да и в личной жизни наступила полная неразбериха.
И вот дверь с шумом распахнулась, и в квартиру влетела заплаканная Валя. Не говоря ни слова, она метнулась в свою комнату. Саша и Людмила переглянулись. Неужели опять провал?
Люся жестом велела мужу оставаться на месте, а сама пошла к девушке.
– Валя… Ты плачешь? Из-за экзамена? Да наплюй ты, поступишь в следующем году!
– Никуда я не поступлю! Мозгов у меня на это не хватает!
– Что за ерунда! Валя, что случилось на самом деле? Ты же весь год готовилась, все билеты отскакивали от зубов.
Девушка разрыдалась еще сильнее.
– Причина в другом, да?
– Он бросил меня… Вадим бросил… – она глухо зарыдала. – Что со мной не так? Почему я такая несчастливая? Мама была права – я несчастная, и такой мне до конца дней своих оставаться.
– Что за глупости ты несешь? – нахмурилась Людмила. – Не поступила, парень ушел – и что, жизнь на этом закончилась? Посмотри вокруг – у тебя есть любящая семья, ты умница и красавица, а Вадим – просто слепой олух, если этого не разглядел. Обрати внимание на Сергея – он вокруг тебя круги наворачивает, все цветы в подъезде для тебя обрывает! А твой Вадим… Бабник, каких свет не видывал!
– Он бросил меня прямо перед экзаменом! Из-за него я все завалила! Стояла и ревела! Я никогда ему этого не прощу!
– А ты и не прощай! Я давно тебе говорила, что он тебе не пара. Теперь сама в этом убедилась. А теперь вытри слезы и запомни: с завтрашнего дня начинается твоя новая жизнь. И не смей больше называть себя несчастной! Тебе всего девятнадцать, вся жизнь перед тобой! Посмотри на меня: я сиротой осталась, в коммуналке жила, уборщицей на заводе работала. И только с третьего раза в медицинский поступила, потому что к цели шла! Слышала выражение – Бог троицу любит? Вот и ты с третьего раза все преодолеешь. Ты еще будешь счастлива без своего Вадима… А теперь пойдем, приведи себя в порядок, скоро Рома и Валя из школы вернутся, расстроятся, если увидят свою любимую тетю в таком виде. Ты не забыла, какой сегодня день?
– Какой? – Валя посмотрела на нее. – Боже, я совсем забыла… Прости, Люся, прости! Какая же я эгоистка, думаю только о себе.
– Да перестань себя грызть! Ты экзамены сдавала, все понимают.
Вскоре пришли дети, все уселись за праздничный стол, чтобы отметить десятилетие совместной жизни Александра и Людмилы. Вдруг раздался звонок в дверь, и Саша пошел открывать.
Вернувшись, он с улыбкой посмотрел на сестру.
– Иди, к тебе опять твой верный поклонник пожаловал.
– Что, опять Сережа? – улыбнулась Людмила.
– Ходит тут, ходит… Сколько раз ему говорила… – с раздражением пробормотала Валя, поднимаясь из-за стола.
– Подожди, я сама, – Людмила встала и вышла в прихожую. – Молодой человек, что же вы в дверях стоите? Проходите, не стесняйтесь.
Валя погрозила ей кулаком, когда та вернулась, но Людмила лишь усмехнулась. Дурочка, еще не знает, что от своего счастья руками и ногами отбивается.
Вечером, когда Сергей ушел, Валя, Людмила и Саша сидели на кухне за чаем.
– И что мне теперь делать? Целый год еще ждать…
– Слушай, к нам в больницу как раз требуются санитарки. Если не боишься такой работы, могу похлопотать. Или снова на завод пойдешь?
– Нет, на завод не хочу – опять эти резиновые сапоги, шум, пыль… Лучше уж в санитарки, – решительно ответила Валя. – Завтра поговоришь с заведующей? Можно к тебе в отделение?
– Как раз в наше педиатрическое и нужен человек.
– Вот и отлично, не хотелось бы в хирургию или, упаси боже, в урологию, – фыркнула Валя. – С детишками куда приятнее.
Спустя две недели Валя уже приступила к работе в детском отделении. Работа была не из легких, но куда благороднее, чем на заводе, да и времени на подготовку к экзаменам оставалось больше.
Через несколько месяцев она заметила в списках поступивших новую фамилию. Сама по себе это была рядовая запись, списки обновлялись постоянно, но фамилия… Такая же, как у нее. Необычная, запоминающаяся – Щавель. И отчество совпадало. Василий Николаевич, 6 лет. «Бывают же совпадения», – подумала она.
Вечером, за ужином, она весело поделилась с братом:
– Представляешь, оказывается, есть еще люди с нашей фамилией. А ты говорил, что она редкая. Лежит у нас в отделении мальчик, Щавель Василий.
– Да, слышал о таком. И тоже Николаевич, – Людмила перевела взгляд на мужа. – Представляешь, где-то ходит полный тезка твоего отца – Щавель Николай.
– Действительно, странное совпадение, – нахмурился Саша. – Щавель Николай… Только наш отец пропал в плену, и мы о нем больше ничего не слышали. Уже почти двадцать лет прошло…
– А я не раз слышала, что люди возвращались и из плена… – задумчиво проговорила Людмила. – А вдруг и твой отец…
– Не стоит, – Саша покачал головой. – Отец вернулся бы к матери, у него же шестеро детей было, не мог он их бросить. Просто совпадение.
– Завтра его отец придет к мальчику, часам к двенадцати. Приходи и ты…
– Да зачем мне время тратить? Это не он… Такого не бывает.
Но где-то в глубине души Сашу не отпускала навязчивая мысль. А что, если отец действительно выжил, но не вернулся к семье? Кто он тогда? Предатель… Но имел ли он, Саша, право его осуждать, зная характер матери?
Прометавшись всю ночь, к назначенному часу он все же пришел к больничному корпусу и сел на скамейку неподалеку от входа.
Он узнал его мгновенно, несмотря на то, что прошло почти двадцать лет. Мужчина постарел, осунулся, но черты лица остались теми же.
– Отец! – невольно вырвалось у Саши, и он встал. – Отец, это я, Саша!
Незнакомец остановился и пристально посмотрел на взрослого, крепкого мужчину. Что он сказал? Сын? Сын из другой, оставленной им жизни…
Саша подошел ближе.
– Это ведь ты?
Николай молчал. Что он мог сказать? Отпираться было бессмысленно. Сын узнал его.
– Тот мальчик, Василий… это твой сын? Ему шесть лет, значит, у тебя новая семья, да?
Николай молча кивнул.
– Мне бы сейчас врезать тебе, но я хочу понять… Чем мы провинились? Почему ты нас бросил?
– Давай присядем, – тихо произнес Николай. – Пора, видно, все объяснить. Много лет я носил этот груз в душе. Вину не отрицаю, но, возможно, ты поймешь…
Они подошли к скамейке, но едва успели сесть, как Саша заметил Валю, выходящую из больницы. Она уже увидела их.
– О, Господи, только не сейчас…
Но было поздно. Она подбежала и вопросительно посмотрела на брата, а потом перевела взгляд на незнакомца.
– Знакомься, это наш отец. Твоя младшая дочь, папа. Та самая, что родилась в октябре сорок первого и которую ты ни разу в жизни не видел. Дочь, которую мать считала несчастливой, а ты… где ты был все эти годы?
Валя замерла, пытаясь осмыслить услышанное. Она боялась пошевелиться. Николай молчать не стал. Сцепив пальцы в замок, он опустил голову и, глядя на свои протертые ботинки, начал говорить:
– Я действительно попал в плен. До сорок третьего года был в немецком лагере, потом бежал. Когда вернулся к своим, меня… проверили. Через пару месяцев освободили, заслуги кое-какие были, за меня вступились. Вернулся в строй, но доверия полного уже не было.
– Но почему ты не дал знать матери? Она ждала тебя!
– Хотел дождаться конца войны, вернуться с победой. А вдруг бы снова что случилось? Так многие тогда поступали.
– Но почему ты не вернулся домой в сорок пятом? – этот вопрос жгл Сашину душу все эти годы.
– Я встретил другую женщину. Ее зовут Ирина. Она была поварихой при нашей части. Еще в апреле сорок пятого я узнал, что она ждет от меня ребенка. В итоге я остался с ней.
– Значит, ее ребенок оказался важнее, чем шестеро детей от законной жены…
– Законной… – Николай горько усмехнулся. – Она всю душу из меня вымотала, каждый день с ней был как на войне. Уж прости, но характер у твоей матери – сущий ад. Ленивая, вечно всем недовольная, вечно ноющая… Да, оправдания мне нет, я поступил подло. Но я тоже хотел простого человеческого счастья.
– И сделал несчастными семерых. Мать страдала. Я мучился, думая о тебе в плену, жалел тебя. Захар от рук отбился, после армии влип в криминальную историю, отсидел срок. Без отцовской длани. Андрей уехал в столицу, и о нем ни слуху ни духу, будто и не было его. Гриша пошел в военные, а Юра до сих пор с твоими родителями живет, женился, но счастливым его не назовешь. – Тут Саша будто очнулся. – А бабушка с дедушкой? Неужели и они ничего не знали?
– Знали. И Юра в курсе. Мы… общаемся иногда.
Саше стало физически плохо от этой новости. Значит, и младший брат все эти годы его обманывал. И бабушка с дедушкой… Сколько раз он их навещал, а они ни словом не обмолвились. Выходит, все они ополчились против его матери, но дети-то здесь при чем? Развелся бы, и делу конец.
Последнюю мысль он высказал вслух.
– Развелся? С шестью детьми на руках? Это в те-то годы? – Николай печально покачал головой.
– А я… – Валя вздрогнула. – Ты ведь знал, что мама беременна… Ты знал, но тебе, как и ей, не было до меня дела. Знаешь, папа… Хотя какой ты мне папа… Мама всю жизнь винила меня в том, что ты не вернулся, говорила, будто я с несчастливой судьбой родилась. Ерунда, конечно, но все детство мне это внушали – из-за меня ты не вернулся. А знаешь, сколько раз я представляла, что однажды калитка откроется и ты войдешь? Я никогда тебя не видела, но была уверена, что узнаю из тысячи. Ты придешь, и все изменится, мама меня полюбит, я стану кому-то нужна, кроме Саши, который никогда меня не бросал и заменил мне и отца, и мать. Но я так хотела настоящую семью, где все друг друга любят. – Она сглатывала подступающие слезы, но они текли сами. – Твоя трусость и подлость украли у меня детство… Я никогда не смогу тебя простить за это. Не было у меня отца, и такой, как ты, мне не нужен!
Резко развернувшись, она побежала прочь от больницы, от этого человека, чей вид вызывал в ней лишь горечь и презрение. Саша догнал ее. Он схватил сестру за локоть и остановил.
– Девочка моя… Сестренка… Иди ко мне…
Они стояли посреди тротуара, крепко обнявшись. Николай смотрел на них сквозь пелену слез, а потом, тяжело вздохнув, повернулся и пошел в больницу, к своему сыну Василию. Третьему сыну от Ирины. На душе у него было тяжело и горько, но не столько от осознания содеянного, сколько от нежелания, чтобы прошлое напомнило о себе. Когда-то он начал жизнь с чистого листа… Лишь изредка совесть шевелилась в нем, но он гнал эти мысли прочь, убеждая себя, что имеет право на личное счастье, даже ценой чужого.
– А знаешь что, Сашка? – тихо, но твердо произнесла Валя, вытирая слезы. – Я назло им всем стану счастливой. Назло отцу-предателю и матери-кукушке! У меня будет своя семья, муж, который будет любить меня и никогда не предаст, и дети, которых я буду обожать.
– Обязательно будет, ты еще встретишь свою судьбу, – он нежно погладил ее волосы.
– Я, кажется, уже встретила. Думаю, Сергей сможет стать хорошим мужем…
– Сергей? – Саша невольно улыбнулся. – Пожалей бедного парня, ты же его не любишь!
– Я научусь его любить. Он хороший, порядочный, из прекрасной семьи…
– У тебя все будет хорошо, сестренка… – Саша вытер последние слезы с ее щек. – Иди домой, Люся как-нибудь объяснит твое отсутствие на работе.
***
Эпилог
Валя начала встречаться с Сергеем. Постепенно, присмотревшись к нему, она поняла, что он именно тот человек, с которым хочет связать свою жизнь – надежный, умный, целеустремленный, учился на архитектора и заканчивал институт с красным дипломом. А еще он оказался невероятно веселым и романтичным. Именно его жизнелюбие и нежность в конце концов растопили лед вокруг ее сердца. Спустя год она, наконец, поступила на заветный экономический факультет, а еще через год, осознав, что не представляет себя без Сергея, дала свое согласие и вышла замуж.
Спустя пять лет, держа на руках свою новорожденную дочь, Валя смотрела на крошечное личико и не могла понять, как это вообще возможно – не любить свое дитя? Ведь ребенок – это самое дорогое, что может быть в жизни. Ему хочется отдать все, сделать его счастливым, защитить от всех невзгод. Ребенок – это не обуза, а бесконечный источник радости и света, который он приносит в дом просто своим существованием.
Она так и не возобновила общение с матерью. До нее доходили слухи, что та родила Владимиру двоих детей, но потом он ушел к другой женщине. Как сложилась дальнейшая судьба Авдотьи, Валю не интересовало. У нее была своя, наполненная смыслом и любовью жизнь, в которой таким людям, как ее родители, не было места. Разорванные когда-то нити судьбы она не спешила восстанавливать, предпочитая ткать новое, светлое полотно собственного бытия, где главными узлами были верность, доброта и взаимопонимание.
